Публикации: "Общий язык"
Oct. 17th, 2009 09:19 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Журнал "Общий язык", №3, 2006. Рассказик "Такса". Стр. 39.
Такса
Навстречу мне летит по земле шерстистый ураганчик. Он длинный и юркий, и двигается не прямо, а изгибами, по странной, одному ему понятной траектории. В околоураганчиковом пространстве радостно мелькают четыре лапы, а где-то позади едва-едва поспевает хвост. Уши ураганчика лихо развеваются, и бежит он весь такой рыжий, солнечный, языком наружу, что нельзя не улыбнуться .
И Он улыбается! Плечистый парень в спортивной куртке, бегущий за своей таксой, ею затменный, но мною - замеченный, хотя позже, гораздо позже ураганчика! - только тогда, когда, поравнявшись со мной, говорит: "Привет, красавица!". Я встряхиваюсь, его фразой внезапно вытолкнутая в мир звуков, озираюсь, но их уже нет - ни таксы, ни хозяина. А есть - осенняя тропинка, небо, гудки машин, - мир, полный до краев рыжей улыбчивой радостью. И я верю ему. И я улыбаюсь.
2001 г.
№5, 2006.Статья "Закон тридцати минут, или Жизнь без маникюра". Стр. 26-28. (+Сашины фотографии).
Савушкина Наталья
Закон тридцати минут, или Жизнь без маникюра
Я позвала подругу на день рождения. «Прости, я не смогу выбраться, – ответила она виновато, – ведь у меня ребёнок маленький». «Ну и что – ребёнок? Подумаешь, ребёнок!» – возмутилась я про себя и обиделась на подругу. Это было всего три года назад. Тогда я ещё ничего не знала о законе тридцати минут...
Жаль, не сохранился дневник, который я вела сразу после рождения дочери. О, как отличалась ситуация, описанная в нём, от той картины материнства, которую я рисовала себе ДО появления Саши на свет! Зная о родительской жизни лишь из книг, я считала, что всё понимаю, всё могу. Воспитаю ребёнка лучше, правильнее всех. Буду восседать с младенцем на руках, раздавая улыбки и снисходительно поясняя, как это у меня получается: с ребёнком управляться, с хозяйством, да ещё за собой следить... Ребёнок будет тихонько спать и счастливо улыбаться во сне.
Образ мудрой матроны настолько привлекал меня, что первое время я продолжала пребывать в нём, как актриса на сцене, с гордостью рассказывая по телефону о достижениях Саши (к которым она пришла исключительно благодаря правильной методике), о безмятежных днях с ребёнком (как, разумеется, и должно быть в идеальной семье). А за моей спиной громоздились груды пелёнок, которые я не в силах была перестирать, и глаза мои слипались от бессонных ночей. Что-то шло не по плану, не вписывалось в стройную схему счастья, столь заботливо выстроенную мной загодя.
На третьем месяце жизни моей беспокойной дочки я записала в тот – ныне утерянный – дневник: «Как можно было так заблуждаться! Я не знаю ни-че-го! Саша плакала целый день, и целую ночь, и снова целый день. Как хочется спать! А она всё плачет и плачет. Как сложно быть родителем!..»
Мы с мужем поочередно укачивали Сашу сутки напролёт, но самое большее, чего мы смогли добиться, – это непрерывного сна на протяжении тридцати минут. Позднее мы это стали называть «законом тридцати минут»: сколько ни укачивать дочку, как бы крепко она, казалось, ни заснула, но ровно через полчаса опять просыпалась и заливалась безутешным плачем. Таких «заходов» за ночь могло быть и пять, и шесть, и десять... Словно какой-то внутренний таймер отсчитывал Саше для сна этот короткий отрезок времени, не отпуская ни секундой больше, чтобы из месяца в месяц не давать родителям отдыха. Очень хотелось найти регулятор у этого таймера и повернуть его в сторону «спать» до упора, на восемь ночных часов. Но – увы...
Постепенно прекрасный образ мудрой матроны сполз с меня, как туфелька Золушки с ноги её злой сестрицы. И тогда я наконец-то увидела рядом с собой маленький плачущий и, очевидно, страдающий комочек – своего ребёнка. И поняла, что дочке нужна Я: вся целиком, без остатка. Нужна такая, как есть, – неважно, мудрая или не очень, красивая или нет. Не универсальная теория воспитания, не лучший в мире педагог – ей была нужна МАМА. Родная, тёплая, своя. И дочурка отчаянно плакала, призывая: услышь меня! А когда я прислушалась, то оказалось, что это ещё и означает: отрекись от себя, думай только обо мне. Это было невозможное требование, просто невозможное! Но я поняла, что другого выхода нет. Это НАДО было сделать.
И я перестала примерять, как выгоднее будет смотреться моё материнство и Сашино детство со стороны, перестала пытаться воплощать правильные теории и стала просто ЖИТЬ. Жить с таким ребёнком, каким дал мне его Бог. С его единственными на всём белом свете особенностями, проблемами, капризами и – с его непрестанным плачем.
Мой мир наконец-то стал по-настоящему детским: и тело, и душа подчинились детскому расписанию. В мою жизнь пришли и поселились, словно родные, педиатры, приёмы массажа, капли; купания, кормления, прогулки; детские соки, кремы, каши, слюнявчики... Они вовсе не ощущались как что-то инородное. Напротив, они были теми необходимыми ниточками, из которых сплеталась ежедневно паутинка заботы и любви.
И оказалось, что мой ребёнок был прав: в этом мире не было места прежним думам о себе и заботам о собственном имидже. Но вот удивительно – именно в этом мире я обрела себя-настоящую. Будто сошла вместе с ролью матроны и прочая ненужная шелуха. Будто появление моей маленькой дочки приоткрыло окошко в вечность, откуда она сама так недавно пришла, и помогло очищению моей души.
А ещё оказалось, что надо быть сильной, когда маленькие ручки обвивают твою шею, а полные страха глаза просят защиты. Когда после долгого утомительного дня тебя встречает улыбка беззубого ротика – надо быть весёлой. Нельзя не оправдать доверие, невозможно разочаровать этого румяного колобка в розовой пижамке с бегемотами. Ведь он свято верит, что я – самая добрая, самая умная, САМАЯ-САМАЯ, потому что я – мама.
Когда приятельница, которая прежде рассказывала мне о тонкостях французского маникюра, позвонила поболтать, то не нашла во мне отклика на интересующие её темы. Нам совершенно не о чем было говорить. Разочарованно и обиженно (как когда-то я своей подруге) она сказала: «Неужели ты собираешься похоронить себя только из-за того, что родила ребёнка?» Мне так и не удалось втолковать ей, что дело обстоит как раз наоборот: рождение дочери воскресило меня к настоящей жизни.
В этой новой жизни не было места не только французскому маникюру, но даже книгам, которые я так люблю. В ней было всего тридцать минут, когда ребёнок спит и можно спокойно поразмыслить. Всего тридцать минут, но как много они стали вмещать в себя! Всё ненужное, внешнее – ушло. Осталось время только на самое главное. Чай на кухне при свете луны. Тихий разговор. Молитва. И вот полчаса истекли, и снова пора идти. Идти и бороться за счастье, побеждая силу неумолимого закона – силой любви.
Сейчас моей дочке уже два года. У неё большие голубые глаза – кажется, куда уж больше. Но, округлённые удивлением, они становятся огромными, когда Саша приходит со своими потрясающими открытиями: «Мама! Чучок лете, нежинка – тая! (жучок улетел, снежинка – растаяла)». Смотришь в эти глаза и понимаешь: ради такого доверчивого и восхищённого взгляда можно многим пожертвовать. И уж, конечно, никакой французский маникюр не может сравниться с великой честью быть родителем ребёнка – существа, которое любит нас такими, какие мы есть, и заставляет нас быть лучше, потому что верит, что мы – совершенство...
2006 г.
№6, 2007. Статья "Ребёнок на сдачу" (в оригинале название звучало как "Сдавать или не сдавать"). Стр.24-25.
Савушкина Наталья
Сдавать или не сдавать
Уважайте... чистое, ясное, непорочное святое детство! Януш Корчак
Лучший способ сделать детей хорошими - это сделать их счастливыми. Оскар Уайльд
Я люблю детей. И очень люблю книги. Но эти две любви настолько разные, что я не рискую объединять их в одно предложение. Так и пишу везде, где требуется рассказать о своих увлечениях: «Люблю детей. Люблю хорошие книги». А недавно я обнаружила, что многие ставят знак равенства между двумя столь важными для меня и столь различными категориями. Оказывается, что есть место, где дети - как книги. И это место – детский сад.
Аню я знаю давно, очень давно. Наши дети "познакомились" ещё до рождения, когда их беременные мамы ходили друг к другу в гости. Сейчас её дочкам два и четыре года. А ещё у Ани есть огромное желание «реализовать себя». По её мнению, это возможно только на работе, а посему она бросила все силы на поиски места и вскоре его получила. Но... «Но тут встает вопрос о Ксюше и Марине», - возмущённо кричит она мне в телефонную трубку. - "КУДА СДАВАТЬ ДЕТЕЙ???". Моя роль в этом разговоре - прочувствовать весь ужас Аниного положения (нашлась работа, а тут - дети!), и я стараюсь, вникаю изо всех сил. Но какие-то посторонние вопросы всё-таки лезут ко мне в голову, отвлекая от сверхзадачи. "А почему, собственно, детей надо сдавать? - наклёвывается несмелая мысль. - Разве они - вещь или..." - но я не успеваю додумать до конца. Спугнутая очередным возмущением, мысль ретируется.
Аня предприимчивый человек, через неделю она знает всё о дошкольном образовании. Детский сад (государственный, заметим), в который "не страшно отдать ребенка", стоит половину её будущего оклада (плата, конечно, неофициальная). Немалую сумму надо умножить на два, ведь дочек две. Получается, Аня выходит на работу, чтобы оплачивать пребывание девочек в детском саду. «И это - не считая первоначального взноса», - уточняет она. "А что, бесплатно разве не берут?" - робко удивляюсь я, вспоминая времена своего детства. В квитанции, которую оплачивала мама, всегда стояло: восемнадцать рублей ноль-ноль копеек. "Ха!" - только и ответила подруга. - "Ты отстала от жизни!".
Действительно, от жизни я отстала: нашла способ работать вечерами, и моя дочка не знает, что такое детский сад. «Ужасно!» - говорят старушки у подъезда. - «Ребёнку два года, а он ещё не влился в коллектив!» Что мне ответить им? Что девочка мала и прячется за маму, когда на площадке собираются ребята? Что "вступительный взнос" мне не по карману, а в "дешёвом" садике дети вцепляются грязными ручонками в забор, когда мы с Сашей проходим мимо, и с завистью провожают нас взглядами? Глаза у них самые сиротские, носы "плачут", а воспитательницы не видно. Или рассказать о том, как на приёме у чиновника, распределяющего путёвки в сад, нам выдали номер очереди: три тысячи триста пятьдесят шестой? «Простите, а сколько человек проходит в год?» - спросили мы, остолбенев от внушительной цифры. «Сто двадцать». – «Но... Когда же мы попадём в садик?» - совсем растерялись мы. – «Надо было раньше приходить», - отрезала женщина, и окошко захлопнулось. Саше тогда было пять месяцев.
Нет, всё это я старушкам не рассказываю, потому что в ИХ молодости были другие сады, другие порядки. Детей отдавали на воспитание в ясли с трёх месяцев, а то и раньше: стране нужны были руки трудящихся женщин и новое поколение граждан, воспитанных в одинаковых условиях. Это была другая жизнь, возврата к которой нет, да оно и к лучшему. От нас страна ничего не требует, но и обеспечивать себя мы должны сами. Какую судьбу мы выберем ребенку на первые годы жизни - зависит от нас.
"Чудесные рисунки приносят, чудесные!" - это рассказывает на детской площадке "Синяя Мама" - женщина средних лет (каждый день одетая по-разному, но всегда - в синее). Её сыновья - ровесники моей Саши. Мальчики недавно стали ходить в тот самый "дорогой" садик, куда не по карману оказалось определить Аниных детей. "Синяя Мама" спешит поделиться впечатлениями: "У них и риторика, и ритмика, и английский...". Мальчики тем временем прыгают по куличикам, сделанным в песочнице малышами. Плач карапузов, уговоры взрослых: "Мальчики не нарочно". Тщетные попытки утешить "строителей", снова плач... Дело кончается созданием новых куличиков силами малышей, а "синие братья" перебазируются в другой угол, где, впрочем, история повторяется: свалка на горке с рёвом придавленных и ушибленных - тоже их инициатива. Всё это время Синяя Мама не отрывается от беседы. До меня доносится: "...И математика! Всестороннее развитие!".
Я слушаю и силюсь вспомнить: что мне напоминает эта картина? Смутная мысль, задавленная некогда в разговоре с подругой, мелькает и вновь уносится, уступив место более важному вопросу: неужели дело в детском саде? Неужели там учат дурному? Тогда хорошо, что Аниным детям дорога в него закрыта (седая нянечка взяла на себя заботу о них "всего" за две трети зарплаты Ани. Подруга довольна: недорого за пять дней свободы, плюс одна суббота в месяц, «когда дети на тебе не болтаются»).
Так неужели дело в детском саде? Индивидуального подхода там не будет никогда: не может один воспитатель вникнуть в мир каждого из пятнадцати, а то и двадцати подопечных. Он и одеть-то их не всегда успевает. "Вечные колготки наизнанку и чувство одиночества", - вот что осталось в памяти моего мужа от детсадовского времени. Мои воспоминания более светлые, но всё же беспризорность, "оставленность" в них - главное.
Кто побойчее, мог добиться многого, - как "синие братья". А если ребёнок робок и застенчив? Если сформировавшиеся законы детского, довольно жестокого, коллектива малыша травмируют, а взрослый не умеет или не может ему помочь? Ведь в детском саду для этого благоприятные условия. "Жизнь в миниатюре", говорят многие. Но часто это жизнь по закону джунглей. Хотим ли мы для своих детей этих субтропических условий?
Вообще, узнать на площадке садовских детей несложно. Если малыш бежит вам наперерез, чтобы первым занять качели; если он с силой толкает младшего, убирая его с пути; если он не слушает ваших слов, неважно, замечаний или просто дружеского разговора, - словом, если он ведёт себя как вынужденный выживать, то он, скорее всего, садовский.
"Ужасный детский сад!" - готовы, наверное, сказать многие. Но... Я смотрю на Синюю Маму, которая гордится рисунками и не видит, что делают их авторы, и всё больше понимаю, что дело не в садике. Я, наконец, хватаю за хвост ту мысль, что так долго мучит меня. Эта женщина напоминает мне... читателя библиотеки, пришедшего за ребёнком, как за книжкой: понадобился - взял с полочки, перестал быть нужным - сдал. Пусть в надёжное, престижное место, чтобы получить обратно "подклеенным и почищенным" - с рисунками в руках и с твёрдым знанием математики; или порядочной няне, или образованному гувернёру, но всё же... главное желание - СДАТЬ РЕБЁНКА, ЧТОБЫ НЕ МЕШАЛ.
Я не против детского сада. Игры с ровесниками, развивающие занятия – это прекрасно. Да и не все мамы выходят на работу как Аня, ради самореализации. Для многих работа - необходимость. Я против подхода «сдать, чтобы не мешал». Пока моя девочка маленькая, я не могу выпустить её в большой мир. Время игр и общения скоро придёт, но сейчас её мир – семья. И даже как-то нечестно выгонять её оттуда, «сдавать», чтобы заниматься своими «важными» делами.
Конечно, очень хочется, чтобы детский сад стал доступным приятным местом, без перенаселения и денежных поборов. Но главное - чтобы наши дети попадали туда в нужное, подходящее время. Чтобы их не "сдавали", а провожали в сад, когда они к тому готовы. И это уже целиком зависит от нас, родителей. А если ребёнок уже пошёл в садик, то давайте не забудем вечером вместе обсудить с ним прошедший день, дадим оценку событиям. И будем готовы прийти на выручку, если по каким-то причинам потребуется на время или насовсем оставить малыша дома. Это и есть наша родительская роль - не искать себе замену, а жить ВМЕСТЕ со своим ребёнком.
Так просто сделать детей счастливее - всего лишь подарив им немного своего времени. Может быть, тогда, среди прочих важных дел, мы выкроим часок и сходим в библиотеку, чтобы вместе выбрать новую книгу. Конечно, мы сдадим её в срок и постараемся объяснить малышу, что именно так и полагается поступать. Но - только с книгами.
2007 г.