Микрошечки

[sova_savushka]

Есть у меня такой самодельный жанр. Пишу в нём, когда не хватает сил и терпения ни на что другое. В каждой микрошечке - не более 60 слов. Вот они, мои ленивчики.

A.

Была у Шамаханского Кота одна-единственная лапа. Но какая! И писать ею Кот умел, и мышам хвосты накручивать, и карандаши когтить, и на машинке, разумеется, вышивать. Да, лапа была чудесная. А остальные три не считаются. Потому что разве ж это лапы, если они обычные?

B.

Весь день Весёлый Сапожник стучал молотком и распевал удалые песни. А вечером взял жестянку для платы, а там - лишь медяки на дне гремят. Заплакал Сапожник и в сердцах швырнул жестянку об стену.
- Довольно! – крикнул он. – Завтра же куплю себе кожаный кошель!
Что ж, он прав. Слишком печально гремят медяки о стену жестянки.

D.

У Афродиты – головки чеснока – нестерпимо разболелся затылок.
- Не посоветуете ли хорошего терапевта? – спросила она Феоктинью, головку лука.
- Ах, душенька, вам нужен стоматолог! – ответствовала та.
И верно, после удаления двух зубчиков жизнь посветлела, однако ночью Афродите не спалось. «Неужели, чтобы жить по-человечески, непременно нужно что-то отдавать?» - всё размышляла она.

E.

Затупился однажды Карандаш. В точилку лезть - страшно, курносым ходить – неприлично. Примотал к себе грифель цангового братца: «Неважно, что не по центру, зато – настоящий». Стоит перед зеркалом, любуется. Прилетела муха, приземлилась карандашу на самую верхотуру – на братцев грифель. Упал карандаш, а грифель сломался. «Значит, надо не только настоящим быть, но и в нужном месте находиться», - понял Карандаш и пошёл класть голову в точилку.

F.

Под огненно-красным солнцем по выжженной жёлтой пустыне бредёт караван. Усталые верблюды шумно дышат, пыльные лица погонщиков завязаны платками. Люди кричат нетерпеливо: далеко-далеко блестит пятно желанного оазиса. К его яркой зелёной листве стремятся их мысли и измождённые тела… Вот что можно увидеть в глубине трёх огней светофора, если приглядеться.